Второе послание климента римского к коринфянам. Толкование на второе послание святого апостола павла к коринфянам Апостол 2 послание к коринфянам

1. Оно может просто иметь значение старый человек, который, благодаря своему возрасту и жизненному опыту, заслуживает любви и уважения. Иоанн, несомненно, вкладывал в это слово такое значение. Послание писал старый слуга Христа и Церкви.

2. В Новом Завете старейшины-пресвитеры – должностные лица местной церковной организации. Это были самые первые церковные должностные лица, и Павел во время миссионерских путешествий рукополагал, как только это стало возможно, пресвитеров (Деян. 14,21-23). Совершенно очевидно, что Иоанн это слово здесь употребил не в этом значении, потому что эти старейшины-пресвитеры были должностными лицами местных церквей; их власть, авторитет и обязанности ограничивались их общинами, тогда как авторитет и полномочия старца, автора настоящего послания, распространяются на гораздо более обширную территорию. Он претендует на право давать советы общинам, в которых он не проживает.

3. Наиболее вероятно, что это послание было написано в Ефесе, в римской провинции Азии. В церкви там слово старейшины-пресвитеры имело специфическое значение: так называли прямых учеников апостолов. Это от них Папий и Ириней, жившие и работавшие в Азии, получали информацию; это они были связующими звеньями между вторым поколением христиан и последователями Христа, сопровождавшими Его в жизни во плоти. Совершенно очевидно, что автор употребил слово пресвитер именно в этом значении. Автор послания – одно из последних связующих звеньев с Иисусом Христом, и потому у него есть право говорить.

Как мы уже говорили в предисловии, некоторую проблему представляет выражение избранная госпожа. В связи с этим высказывались два предположения.

1. Одни считают, что послание было написано одному частному лицу. В греческом эта фраза Еклекта Куриа. Куриос (прилагательное мужского рода) – обычная форма вежливого обращения, а Еклекте может быть, хотя это и маловероятно, именем собственным. В таком случае послание было написано моей дорогой Еклекте. Куриа, будучи с одной стороны уважительным обращением, может быть и собственным именем; в этом случае еклекте должно быть прилагательным и тогда послание написано избранной Курии. Существует возможность, что оба слова – имена собственные. В таком случае послание написано даме по имени Еклекте Куриа.

Но, если допустить, что это послание написано одному человеку, то, вероятно ни одно из этих слов не должно быть именем собственным, и фраза избранная госпожа правильный перевод. Было много рассуждений на тему, кто же такая избранная госпожа. Мы приведем только два возможных варианта, а) Высказывалось предположение, что избранная госпожа – это дева Мария, мать Господа нашего. Она должна была быть также матерью для Иоанна, а он – сыном ее (Иоан. 19,26.27), и личное письмо Иоанна вполне могло быть посланием к ней, б) Куриос значит владыка, господин, а Куриа, как имя собственное, будет значить хозяйка, госпожа. В латыни это имя Домина, а в арамейском – Марфа; каждое из них значит хозяйка или госпожа, и потому было высказано предположение, что оно было написано Марфе из Вифании.

2. Но более вероятно, что послание было написано церкви. Еще более вероятно, что это церковь, которую любят все, познавшие истину (ст. 1). В ст. 4 сказано, что некоторые из детей ее ходят в истине. В ст. 4.8.10.12 употреблено местоимение второго лица множественного числа [у Баркли, в ст. 8 стоит: наблюдайте за собою, чтобы вам не потерять того...]. Это дает намек на то, что возможно речь идет о церкви. Петр употребил почти точно эту же фразу, когда он посылал приветствия от избранной (церкви) в Вавилоне (1 Пет. 5,13).

Вполне возможно, что обращение умышленно выбрано таким неопределенным. Послание было написано в эпоху, когда очень возможны были гонения, и если бы оно попало в неверные руки, могли возникнуть неприятности. И возможно, что послание было адресовано таким образом, потому что человеку посвященному адресат был совершенно ясен, а непосвященному казалось, что это частное письмо к другу.

ЛЮБОВЬ И ИСТИНА (2 Иоан. 1-3 (продолжение))

Чрезвычайно интересно отметить, как неразрывно связаны между собой в этом отрывке любовь и истина. Старец любит избранную госпожу по истине. Ради истины любит он и пишет церкви. В христианстве мы познаем два момента о любви.

1. Христианская истина учит нас, как надо любить. Агапе – так называется христианская любовь. Агапе – это не страсть, с ее приливами и отливами, трепетом и пламенем, и не беззаботная и всему потворствующая сентиментальность; ее не просто обрести и непросто поддерживать. Агапе – это несокрушимая доброжелательность; это такое отношение к людям, которое никогда не перестает гореть и всегда, что бы ему ни сделали, стремится к высшему благу человека. Есть любовь, которая жаждет обладать; есть любовь, которая размягчает и расслабляет человека, которая может побудить человека уйти с поля битвы или закрыть ему глаза на ошибки и поведение, ведущее к гибели. А христианская любовь ищет высшего блага для других и готова вытерпеть для этого все трудности, все проблемы. Важно отметить, что Иоанн с чувством любви пишет свои предостережения.

2. Христианская истина учит нас, почему надо любить. Это изложено в Первом послании Иоанна. Иоанн говорит о мучительной, жертвенной, бесконечно великодушной любви Божией, а потом добавляет: "Возлюбленные! если так возлюбил нас Бог, то и мы должны любить друг друга" (1 Иоан. 4,11). Христианин должен любить, потому что его любит Бог. Христианин не может принять любовь Божию если в нем самом нет любви к людям, которых любит Бог. Потому что Бог любит нас, мы должны любить других той же великодушной и самопожертвенной любовью.

Прежде чем перейти к другому отрывку отметим еще один момент. Иоанн начинает это послание с необычного приветствия. Он говорит: "Да будет с вами благодать, милость, мир от Бога Отца и от Господа Иисуса Христа" [у Баркли: Да будет с нами ]. Во всех других новозаветных посланиях приветствие выражено в форме пожелания или молитвы. Павел обычно говорит: "Благодать вам и мир". Петр говорит: "... благодать вам и мир да умножается" (1 Пет. 1,2). Иуда говорит: "Милость вам и мир и любовь да умножатся" (Иуд. 2). Здесь же приветствие выражено в форме утверждения: "Благодать, милость и мир будут с вами". Иоанн настолько уверен в дарах благодати Божией и Иисуса Христа, что он даже не молится о том, чтобы его друзья обрели их. В этом вера, которая никогда не подвергает сомнению обетования Божий в Иисусе Христе.

БОЛЕЗНЬ И ЛЕКАРСТВО (2 Иоан. 4-6)

Некоторые вещи в церкви, которой пишет Иоанн, радуют его, а некоторые вызывают заботы. Его радует, что некоторые ее члены ходят в истине, но уже само это заявление заставляет думать, что некоторые не ходят в истине. Другими словами, в церкви произошло разделение, потому что люди в ней пошли разными путями. На все печали у Иоанна одно лекарство – любовь. Это не новое лекарство, и это не новая заповедь; это слова Самого Иисуса:

"Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою" (Иоан. 13,34.35). Лишь любовь может исправить нарушенные личные отношения. Укоры и критика могут вызвать лишь возмущение и враждебность; споры и противоречия лишь усугубят раскол; лишь любовь может залечить разрыв и восстановить отношения.

Но возможно, что те, кто, по мнению Иоанна, пошел ложным путем, могут сказать: "Мы действительно любим Бога". И сразу же Иоанн обращается к другому высказыванию Иисуса: "Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди" (Иоан. 14,15). Иисус действительно заповедал любить друг друга и, потому, всякий, кто не соблюдает Его заповедей, не любит Бога, сколько бы он ни утверждал обратное. Единственным доказательством нашей любви к Богу является наша любовь к собратьям. Вот заповедь, говорит Иоанн, которую мы слышали от начала и в которой должны ходить.

Дальше мы увидим, что это имеет еще одну сторону, а по отношению к тем, кто совращают людей с пути истинного, Иоанн не чувствует никакой мягкотелой сентиментальности. Но примечательно, что первым лекарством против болезни в Церкви он считает любовь.

ГРОЗЯЩАЯ ОПАСНОСТЬ (2 Иоан. 7-9)

Иоанн уже касался в 1 Иоан. 4,2 проблемы еретиков, отрицающих реальность воплощения. И здесь возникает трудность. В 1 Иоан. 4,2 сказано об Иисусе, пришедшем во плоти. Причастие прошедшего времени подчеркивает факт, что воплощение действительно имело место. А здесь (2 Иоан. 7) ударение перенесено: в оригинале употреблено причастие настоящего времени. Буквальный перевод будет: Иисус приходит или идет во плоти.

Вполне может быть прав английский комментатор Додд, считающий, что по отношению к позднему греческому автору, который, подобно Иоанну, знал греческий не так хорошо, как классические авторы, нельзя быть столь скрупулезным в отношении употребления времен, и что лучше считать, что Иоанн имеет здесь в виду то же, что и в 1 Иоан. 4,2. То есть, что эти обольстители отрицали реальность воплощения и, следовательно, возможность того, что Бог может полностью войти в жизнь человека.

Крайне важно отметить тот факт, что великие мыслители прочно держались идеи реальности воплощения. И во втором веке Игнатий, епископ антиохийский, настаивал на том, что Иисус был действительно рожден, что Он воистину был человеком, что он воистину страдал и действительно умер. Немецкий реформатор Мартин Лютер сказал об Иисусе: "Он ел, пил, спал и бодрствовал; знал печаль, усталость, радость; Он плакал и смеялся, знал голод и жажду и пот; Он говорил, тяжело работал, молился... так что Он ничем не отличался от других людей, за исключением того, что Он Бог и на Нем не было греха". Швейцарский богослов Эмиль Бруннер (1840-1915 гг.) приводит эти слова Мартина Лютера и продолжает: "Сын Божий, в Которого мы можем поверить, должен быть таким, чтобы Его можно было принять за обычного человека".

Если Бог может войти в жизнь лишь как бестелесный призрак, то тело навсегда останется презренным; тогда не может иметь место подлинное единение Божественного и человеческого и не может быть подлинного спасения. Чтобы сделать нас такими, как Он Сам, Иисус должен был стать таким, как мы.

В ст. 8.9 мы видим за словами Иоанна, на что претендовали лжеучители.

Они претендовали на то, будто развивали христианство, открывая более подлинный его смысл. Иоанн утверждает, что они уничтожают христианство и разрушают созданный фундамент, на котором все должно быть построено.

Очень интересен и примечателен ст. 9. В русской Библии первая фраза переведена так: всякий преступающий (учение Христово). В греческом это глагол проагон и значит идти дальше, а также идти слишком далеко. Лжеучители утверждали, что они прогрессивные, передовые мыслители, люди открытого и дерзкого ума. Иоанн сам был одним из самых дерзких новозаветных мыслителей, но он утверждает, что как бы далеко ни пошел человек в своих рассуждениях, он должен пребывать в учении Иисуса Христа, или же он потеряет связь с Богом. И в этом, следовательно, великая истина. Иоанн не осуждает передовое, прогрессивное мышление вообще; он лишь утверждает, что пробным камнем всякого мышления должен быть Иисус Христос, и все, что не согласуется с Ним, не может быть истиной. Иоанн сказал бы: "Думайте, мыслите, но берите за критерий Иисуса Христа и Его образ в Новом Завете". Христианство – это не туманное и неоспоримое мистическое учение; оно прочно связано с исторической фигурой Иисуса Христа.

НИКАКИХ КОМПРОМИССОВ (2 Иоан. 10-13)

Здесь ясно видно, какую опасность Иоанн видел в этих лжеучителях. Их нельзя пускать в дом, им нельзя оказывать гостеприимства, и это был наилучший способ пресечь их деятельность. Более того, говорит Иоанн, их не следует даже приветствовать на улице, ибо это можно было расценить как знак сочувствия. Миру нужно ясно показать, что Церковь не проявляет терпимости к тем, кто своим учением разрушает веру. На первый взгляд может показаться, что этот отрывок противоречит идее христианской любви, но Додд сделал несколько мудрых замечаний по этому поводу.

Вне всякого сомнения есть подобные примеры в истории. Еретик Маркион, встретив Поликарпа, епископа Смирнского, спросил: "Ты узнаешь меня?" "Я узнаю первенца сатаны", – ответил Поликарп. А Иоанн сам бежал из общественных бань, когда туда вошел еретик Церинт: "Бежим скорее, пока на нас не упал весь дом, – сказал он, – потому что здесь находится Церинт, враг истины".

Нельзя забывать тогдашней ситуации. Это было время, когда христианская вера находилась на волосок от того, чтобы быть разрушенной псевдофилософскими спекуляциями еретиков. Само существование этих еретиков представляло опасность; Церковь даже не могла подумать о компромиссе с разрушителями веры.

Как указывает Додд, это были чрезвычайные предписания, а "чрезвычайные предписания не должны служить примером". Мы можем признать необходимость таких действий в той ситуации, в которой находились Иоанн и его прихожане, однако это не значит, что мы сами должны так обращаться с заблудшими мыслителями. И все же, если вернуться к Додду, одной добродушной терпимости недостаточно. "Проблема заключается в том, чтобы найти с теми, у кого иные убеждения, общие точки по самым фундаментальным аспектам жизни, не нарушая, в то же время, милосердия, и не поступая против истины". Вот здесь то и должна проявиться любовь. Лучший способ сокрушить наших врагов, говорил Авраам Линкольн – сделать их своими друзьями. Мы не можем пойти на компромисс с заблудшими учителями, но мы всегда обязаны попытаться поставить их на путь истинный.

И здесь Иоанн ставит точку. Он не хочет больше писать, потому что надеется прийти и увидеть друзей и поговорить с ними устами к устам. В Ветхом Завете Бог тоже говорит Моисею: "Устами к устам говорю Я с тобой" (Числ. 12,8). Иоанн был мудрым человеком и знал, что письма часто могут лишь ухудшить положение, а пятиминутный сердечный разговор может сделать много больше, чем целая кипа писем. Во многих церквах, а часто и в личных отношениях, письма и послания лишь преуспели в том, чтобы еще больше ухудшить положение, ибо и тщательнейшим образом написанное письмо или послание, могут быть истолкованы превратно, тогда как короткий общий разговор может все привести в нужную колею. Оливер Кромвель, руководитель английской буржуазной революции, не понимал основателя квакерского религиозного движения Джорджа Фокса и очень недолюбливал его. Но однажды они встретились и, поговорив с Фоксом, Кромвель сказал: "Если бы мы провели вместе хоть один час, мы были бы лучшими друзьями". Хорошо было бы, если бы церковные комитеты и христиане поменьше писали тогда, когда можно поговорить.

Послание заканчивается приветствиями от церкви Иоанна друзьям, которым он пишет, приветствиями, как бы от чад одной сестры чадам другой сестры, ибо все христиане – члены одной семьи в вере.

Нашли ошибку в тексте? Выделите её и нажмите: Ctrl + Enter

Второе послание коринфянам.

Его Павел написал вместе с Тимофеем.

«Павел, волей Божию Апостол и Тимофей брат - церкви Божией, находящейся в Коринфе, со всеми святыми по всей Ахайи».

Что-то случилось. Павел вообще не писал попусту, все его послания продиктованы острой необходимостью.

«Мы не хотим оставить вас, братия, в неведении о скорби нашей, бывшей с нами в Асии, так что не надеялись остаться в живых… Но сами в себе имели приговор к смерти…

И мы пишем вам не иное, как то, что вы читаете или разумеете, и что, как надеюсь, до конца уразумеете, так как вы отчасти уразумели уже…»

Очень интересно. Он говорит им: ребята, тут никакого второго смысла нет, ведь вы же понимаете! Они поняли. Павел надеялся на это.

«И в этой уверенности я намеревался придти к вам ранее… И через вас пройти в Македонию, из Македонии же опять придти к вам… А вы проводили бы меня в Иудею…»

Да, планы изменились. Что-то в самом деле произошло.

«Имея такое намерение, легкомысленно ли я поступил?»

То есть, не было ли ошибкой не придти в Коринф по дороге в Македонию - раз уж собрался.

«Щадя вас, я доселе не приходил в Коринф, не потому, будто мы берем власть над верою вашею… Я рассудил сам в себе не приходить к вам опять с огорчением. Ибо если я огорчаю вас, то кто обрадует меня, как не тот, кто огорчен мною?»

Если помните, в первом послании Павел изменил порядок сбора и отправки денег для Иакова. И отправил это послание с нарочным - Тимофеем.

И вот, теперь Тимофей опять с ним, за это время их чуть не убили, и Павел собирается «огорчить» коринфян.

Иерусалим тоже зря времени не терял. Игра пошла по крупному.

Павлу подстраивают верную гибель и начинают обрабатывать асийские и греческие церкви - его вотчину. И делают это руками Петра - видимо, Кифа с Иаковом всё-таки договорился.

Неужели, предал? Ну, Петру не привыкать.

Но Павел выжил и опять вступил в игру. И по праву решил «взять власть». И наказать виновных - тех, кто поддержал конкурентов.

«Если же кто вас огорчил, то не меня огорчил, но частью, - чтобы не сказать много, - и всех вас… Для такого довольно сего наказания от многих, так что вам лучше уже простить его и утешить».

Предателя нашли и уже наказали, но Павел хочет, чтобы он дожил до его визита. Поэтому просит оставить «крота» в покое. Пока.

«И потому прошу вас оказать ему любовь. Ибо я для того и писал, чтобы узнать на опыте, во всем ли вы послушны».

«Придя в Троаду, я не имел покоя духу моему, потому что не нашел там брата моего Тита; но, простившись с ним, я пошел в Македонию».

Этот Тит… Кто он такой? Кажется, Павел удивлён и даже огорчен его отсутствием.

Когда появились изменники, он хочет никого не упускать из виду.

«Неужели нам снова знакомиться с вами? Неужели нужны для нас, как для некоторых, одобрительные письма к вам или от вас?»

Видите, до чего дошло. Коринфяне не признали павловых посланников и потребовали рекомендательных писем. Иаков уже глубоко вмешался в Павловы дела - руками Петра.

Кто бы мог подумать, что Павел выживет?

«Имея надежду мы действуем с великим дерзновением… Посему мы не унываем, а открывая истину, представляем себя совести всякого человека…

Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся; мы гонимы, но не оставлены; мы низлагаемы, но не погибаем. Всегда носим в теле мертвость Иисуса Христа».

А мёртвость нельзя убить. Павел даёт понять, что хоронить его рано и он ещё покувыркается. Какое-то время.

«Итак мы вразумляем людей, Богу же мы открыты; надеюсь, что открыты и вашим совестям».

И упрекнуть его не в чем, совесть его чиста, а посему - сделаем вид, что ничего не случилось. Начнём с нуля.

«Не снова представляем себя вам, но даём вам повод хвалиться нами, дабы имели вы что сказать тем, которые хвалятся лицем, а не сердцем».

Очень прозрачный намёк.

«Потому отныне мы никого не знаем по плоти; если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем. Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое».

Вот вам, горячие иерусалимские парни. Вы знали Христа лично и этим шпыняли меня?

С сегодняшнего дня это не имеет значения - Христос умер. А то, что было раньше - оно ведь было раньше, что толку говорить об этом сегодня.

И вы теперь ничем не лучше меня. А, может быть, и хуже. И пора ответить на все обвинения пресвитеров. Яростно ответить.

«Нас почитают обманщиками, но мы верны…

Мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот мы живы…

Нас наказывают, но мы не умираем; нас огорчают, но мы всегда радуемся…

Мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем».

Видимо, посланцы Петра и Иакова уже пришли в Коринф, объявили Павла погибшим и начали устанавливать свои порядки.

И ещё, хоть Павел и нищий, но обогащать Иерусалим он больше не намерен.

«Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными, ибо какое общение праведности с беззаконием?»

Никакого общения - всем легатам пинка под зад и выставить за ворота.

«Вместите нас, Мы никого не обидели, никому не повредили, ни от кого не искали корысти…

Я много надеюсь на вас, много хвалюсь вами… Ибо когда пришли мы в Македонию, плоть наша не имела никакого покоя…

Но мы были стеснены отовсюду: отвне - нападения, внутри - страхи… Но Бог утешил нас прибытием Тита…»

Ребята коринфяне, вы же мне, как дети родные. Всё будет хорошо, вот увидите. Положитесь на меня и ничего не бойтесь.

И ещё - история с Титом начинает приобретать очертания. Первое письмо было из Ефеса. Тимофей всё сделал, как положено, вернулся к Павлу, потом их подставили (ведь деньги уже прибыли в Иерусалим).

Пока Павел и Тимофей боролись за свои жизни (трудно представить, с чем они столкнулись в этот раз), Пётр договорился с Иаковом.

Они пришли к соглашению и послали людей в Ахайю и Македонию - переключить на себя павловские церкви.

Выживший Павел послал Тита в Ахайю и Македонию - навести порядок, но его прогнали, ибо Павел, как им сказали, погиб.

Его словам коринфяне не поверили и потребовали письменное подтверждение от самого Павла. «Слухи о моей смерти несколько преувеличены» или что-нибудь в этом роде.

У Тита такой бумаги не было и его попросили удалиться. Павел, придя в Македонию, Тита не нашёл, очень этому огорчился и послал письмо коринфянам: я жив-здоров, а Тит - мой человек. Вы меня сильно опечалили, и я непременно разберусь - как только доберусь.

И даже расправа коринфян с предателем не умалила его гнева.

Вот таким, примерно, был расклад.

«Если я опечалил вас посланием, не жалею, хотя и пожалел было… Теперь я радуюсь не потому, что вы опечалились, но что вы опечалились к покаянию…

Ибо то, что вы опечалились, смотрите, какое произвело в вас усердие, какие извинения, какое негодование на виновного, какой страх, какое желание, какую ревность, какое взыскание!»

Прямо сердце радовалось. Коринфяне всё ещё были павловыми. А человек пресвитеров, подбивший их к неповиновению, будет наказан.

«Посему вы показали себя чистыми в этом деле… Итак, если я хотел писать к вам, то не ради оскорбителя и не ради оскорбленного, но чтобы открылось попечение наше о вас».

Отец командир, да и только.

«А еще более обрадованы мы радостью Тита, что вы все успокоили дух его. И я не остался в стыде, если чем-либо о вас похвалился перед ним. Похвала наша оказалась истинною; и сердце его весьма расположено к вам».

Предателя подвергли укоризне, отверженного Тита пригласили в гости - ему понравилось.

«Уведомляем вас о благодати, данной церквам Македонским… Ибо они доброхотны по силам и сверх сил - я свидетель: они весьма убедительно просили нас принять дар и участие в служении святым… Поэтому мы просили Тита, чтобы он, как начал, так и окончил у вас и это доброе дело».

Павел вежливо напоминает о том, что деньги надо собрать - этого никто не отменял. Другое дело, куда они теперь пойдут.

Вот македоняне, например, собрали деньги без напоминаний и «убедительно просили» Павла принять этот дар. А Тита, который пришёл за этим же «добрым делом», вышибли за ворота. Нехорошо.

«А как вы изобилуете всем - так изобилуйте и этой добродетелью. Говорю это не в виде повеления, но усердием других испытываю искренность вашей любви».

Добряк. Пётр, тот поступал просто - «его закопали, и тебя зароют».

«Совершите же теперь самое дело… Не требуется, чтобы другим было облегчение, а вам тяжесть, но чтобы была равномерность».

Македония отстегнула, и вы не отставайте, а то неравномерно получается.

«Благодарение Богу, вложившему в сердце Тита такое усердие к вам».

Могу себе представить.

«Ибо хотя и я просил его, он, будучи очень усерден, пошел к вам добровольно. С ним послали мы также брата, избранного от церквей сопутствовать вам для сего благотворения».

Инкассатор должен иметь охрану.

«С ними послали мы и брата нашего, которого усердие много раз испытали, и который ныне еще усерднее».

А еще инкассатор должен иметь сопровождение. И надзор.

«Что касается до Тита - это мой товарищ и сотрудник; а что до братьев наших - это посланники церквей».

Это на тот случай, если вы опять усомнитесь, дорогие коринфяне, в их полномочиях.

«Итак перед лицем церквей дайте им доказательство любви вашей и того, что мы справедливо хвалимся вами».

Уж постарайтесь, дорогие мои, не ударить лицом в грязь. Не вздумайте собрать меньше, чем остальные.

«Впрочем, излишне писать вам о вспоможении святым, ибо я знаю усердие ваше… И хвалюсь вами перед Македонянами, что Ахайя приготовлена еще с прошедшего года».

Вот оно, что. В позапрошлом году Тимофей собрал деньги и отвёз в Иерусалим. В прошлом году они с Павлом попали в плохую историю, и не собрали денег. Иерусалим прислал людей: где деньги?

А Павел послал Тита. И теперь надо взять взносы за прошлый год и за этот. Конечно, без охраны не обойтись - сумма большая.

«Братьев же я послал для того, чтобы похвала моя о вас не оказалась тщетною, но чтобы вы были приготовлены, чтобы, когда придут со мною македоняне и найдут вас неготовыми, не остались в стыде мы…»

Контроль и ещё раз контроль.

«Посему я счел нужным упросить братьев, чтобы они вперед пошли к вам и предварительно озаботились…»

Чем больше сумма, тем труднее её собрать - в короткий срок. Но Павел не собирается давать поблажек.

«Кто сеет скупо, скупо и пожнет; кто сеет щедро, щедро и пожнет… Каждый уделяй по расположению сердца, не с огорчением и не с принуждением… Ибо дело служения сего не только восполняет скудость святых…»

А может быть, Павел всё так же собирает деньги для Иерусалима? Нет. Когда он собирал для Иерусалима, то оговаривал это. На этот раз он решил оставить Иакова, Иоанна, а возможно, и Петра - с носом.

«Я же, Павел, который лично между вами скромен, а заочно против вас отважен, убеждаю вас… Прошу, чтобы мне по присшествии моем не прибегать к той твердой смелости, которую думаю употребить против некоторых, помышляющих о нас, что мы поступаем по плоти. Ибо мы, ходя во плоти, не по плоти воинствуем».

Прямее не скажешь. Павел в открытую выступил против Иакова, Иоанна и всей иерусалимской партии.

В этой борьбе он не потерпит разброда и шатаний в своём лагере и готов расправиться с любым, кто встанет на его пути.

«… и готовы наказать всякое непослушание… На личность ли смотрите?.. Впрочем, да не покажется вам, что я устрашаю вас только посланиями…

Так как некто говорит: «В посланиях он строг и силен, а в личном присутствии слаб, и речь его незначительна», - такой пусть знает, что каковы мы на словах и посланиях заочно, таковы и на деле лично… Ибо мы не напрягаем себя, как не достигшие до вас…»

Ребята, вы Павла ещё в гневе не видали! На стадионе со львами я лишь разминался. И не дай вам божок разозлить меня по-настоящему. В гневе я страшен - и теряю разум. Посторонись, а то зашибу!

«О, если бы вы несколько были снисходительны к моему неразумию! Но вы и снисходительны ко мне… Боюсь, чтобы умы ваши не повредились, уклонившись от простоты во Христе…

Ибо если бы кто, придя, начал проповедовать другого Иисуса, которого мы не проповедовали…»

Он возвращает их в стойло. Ребята от Петра потрудились на славу и Павел пытается нейтрализовать чуждые влияния.

Его парням уже наговорили: Павел - не апостол, он Христа не видел, его проповедь не о том Христе, он ничего не стоит и вообще…

«Но я думаю, что у меня ни в чем нет недостатка против высших Апостолов».

И это обвинение в мздоимстве…

«Другим церквам я причинял издержки, получая от них содержание для служения вам … И, будучи у вас, хотя терпел недостаток, никому не докучал, ибо недостаток мой восполнили братья, пришедшие из Македонии».

Тимофей, например. И Сила. И Аристарх.

«Почему же я так поступаю? Но как поступаю, так и буду поступать, чтобы не дать повода ищущим повода, дабы они, чем хвалятся, в том оказались такими же, как и мы… Ибо таковы лжеапостолы, лукавые деятели, принимают вид Апостолов Христовых».

Меня назвали лжеапостолом? Я-то, как раз, настоящий, а вот они…

«Как многие хвалятся по плоти, так и я буду хвалиться. Ибо вы, люди разумные, охотно терпите неразумных: вы терпите, когда кто вас порабощает, когда кто объедает, когда кто обирает, когда кто превозносится, когда кто бьет вас в лицо. К стыду говорю, что на это у нас недоставало сил».

Охотно терпите неразумных - надо же. Куда это он нацелился? На кого?

«А если кто смеет хвалиться чем-либо, то (скажу по неразумию) смею и я. Они евреи? И я. Израильтяне? И я. Семя Авраамово? И я. Христовы служители? (в безумии говорю:) Я БОЛЬШЕ. Я гораздо более был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти.

От иудеев пять раз мне дано было по сорока ударов без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине морской; много раз был в путешествиях, в опасности на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями, в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе».

И это правда. Павел имел полное право так говорить. В конце концов, эта церковь - его детище.

«Кроме посторонних приключений, у меня ежедневно стечение людей, забота о всех церквах. Кто изнемогает, с кем бы я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенился? Если должно мне хвалиться, то буду хвалиться немощью моею».

А ещё эти откровения… Иоанн уже разослал свой Апокалипсис, и адресовал его почему-то асийским церквам, которые основал и курировал он, Павел. И поддал их нещадной критике, называя чуть ли не сатанистами.

«Не полезно хвалиться мне, ибо я приду к видениям и откровениям Господним. Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю, Бог знает) восхищен был до третьего неба.

И знаю о таком человеке (только не знаю: в теле или вне тела - Бог знает), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать».

Павел даже издевается. Немного. Даёт понять, что рассказы Иоанна на совести самого Иоанна, но тонко так подмечает, что Богослов слышал неизреченные слова, которые и пересказать-то невозможно. Однако же, пересказал - сумел.

До Апокалипсиса мы ещё дойдём, но сам факт того, что Павел публично подверг сомнению откровение Иоанна, говорит о многом. Пришло время расставлять точки и запятые.

Павел - единственный из апостолов, который был стигматиком - на его теле в минуты религиозных экстазов проступала кровь - раны Христовы. Поэтому его мнение в этом вопросе было авторитетным.

«Таким человеком могу хвалиться; собою же не похвалюсь, разве только немощами своими.

Впрочем, если захочу хвалиться, не буду неразумен, потому что скажу истину; но я удерживаюсь, чтобы кто не подумал обо мне более, нежели сколько во мне видит или слышит от меня.

И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дало мне жало в плоть удручать меня, чтобы я не превозносился».

А вот Иоанн превознёсся. И говоря, что его, Павла, откровения истинны, он даёт понять, что у Богослова никаких откровений не было. И он прав.

Тут ещё интересный момент. В момент написания первого послания коринфянам, то есть, два года назад, большая часть из пятисот учеников Христа была жива. После Апокалипсиса прошло двенадцать лет, а они всё ещё живы.

Это значит, что никаких массовых убийств христиан до этого момента просто не было - Иоанн фантазировал на Патмосе.

Единственные христиане, которые были брошены на растерзание львам, это Павел и Аристарх. И случилось это не в Риме, а в Ефесе - по воле греческой общины, а не римского императора.

Но львы их не растерзали - Павел оказался круче Самсона и Геракла, вместе взятых.

Не стоит говорить сейчас о том, что ни Сенека, ни Флавий, ни Светоний ничего не говорят о массовых казнях христиан при Нероне.

Мы же - библию читаем, а не учебник истории.

Ещё раз - Иоанн льёт слёзы на Патмосе, обзывает Нерона антихристом, шифруя его числом зверя, сочиняет откровения и оплакивает гибель десятков тысяч праведников.

А через двенадцать лет Павел спокойно упоминает пятьсот учеников Христа, большая часть которых живёт и здравствует.

«Я дошел до неразумия, хвалясь; вы меня к этому принудили. Вам бы надлежало хвалить меня, ибо у меня ни в чем нет недостатка против высших Апостолов, хотя я и ничто. Признаки Апостола оказались перед вами всяким терпением, знамениями, чудесами и силами».

Это значит, что Павел проявлял свои способности, а не говорил о них, как Иоанн. Он исцелял, внушал, говорил на языках, и коринфяне это видели. А Иоанн сказки рассказывал.

Именно об этом Павел и написал: какие качества апостола настоящие - те, которые вы видели или о которых вам рассказали?

«Ибо чего у вас недостает перед прочими церквами, разве только того, что сам я не был вам в тягость? Простите мне такую вину?»

Какой сарказм! Действительно, Коринф - единственный город, где Павел зарабатывал себе на жизнь и проповедовал. В других городах он использовал «дары» от братии.

«В третий раз я готов идти к вам, и не буду отягощать вас, ибо я ищу не вашего, а вас. Не дети должны собирать имение для родителей, но родители для детей. Я охотно буду издерживать свое и истощать себя за души ваши».

Даже чувствуется какая-то обида. Его обвинили в стяжательстве и мздоимстве. Теперь это дело принципа.

«Предположим, что сам я не обременял вас, но, будучи хитр, лукавством брал с вас…

Но пользовался ли я чем от вас через кого-нибудь из тех, кого посылал к вам?

Я упросил Тита и посылал к вам одного из братьев: Тит воспользовался ли чем от вас?»

Павел начинает разъяряться.

«Не думаете ли еще, что мы только оправдываемся перед вами? Ибо я опасаюсь, чтобы мне, по пришествии моем, не найти вас такими, какими не желаю…

Чтобы опять, когда приду, не уничижил меня у вас Бог мой, и чтобы не оплакивать мне многих, которые согрешили и не покаялись…

В третий же раз иду к вам. При устах двух или трех свидетелей будет твердо всякое слово… Пишу прежде согрешившим и всем прочим, что, когда опять приду, не пощажу ».

Впору было бы задуматься. Читателям. И напоследок Павел даёт добрый совет.

«Испытывайте самих себя, в вере ли вы; самих себя исследывайте. Или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас? Разве только вы не то, чем должны быть… О нас же, надеюсь, узнаете, что мы то, чем быть должны».

Можете не сомневаться.

«Для того и пишу сие в отсутствии, чтобы в присутствии не употребить строгости по власти, данной мне Господом к созиданию, а не к разорению».